«Воспоминания корниловца» (1914–1934), фрагменты

В Рос­сии советской

Эпи­де­мия абортов

У зако­на об исклю­чи­тель­ном пра­ве жен­щи­ны рас­по­ря­жать­ся сво­ей бере­мен­но­стью, кро­ме мораль­но-эти­че­ской сто­ро­ны, была и дру­гая — ослаб­ле­ние рус­ско­го наро­да. Про­цент его при­ро­ста, как и при­ро­ста южных и восточ­ных сла­вян­ских наро­дов, был намно­го выше, чем у наро­дов Запа­да. Все­рос­сий­ская эпи­де­мия абор­тов ока­за­ла враж­деб­ным Рос­сии силам нема­лую помощь.

Оста­нов­люсь на циф­рах, кото­ры­ми рас­по­ла­гаю, посколь­ку прав­ди­вой ста­ти­сти­ки при боль­ше­ви­ках не суще­ство­ва­ло. Циф­ры, при­во­дя­щие в вос­торг наив­ных интел­ли­ген­тов и поли­ти­ков на Запа­де, — под­дел­ка, слу­жа­щая аги­та­ции, или под­гон­ка под речи вождей, назы­вав­ших фаль­ши­вые циф­ры. Читая эти дан­ные, мы гово­ри­ли: «Вот будут сме­ять­ся на Запа­де! Наши умни­ки, оче­вид­но, уве­ре­ны, что там дура­ки сидят». К сожа­ле­нию, оши­ба­лись мы, а в выиг­ры­ше ока­зы­ва­лись «наши умни­ки». На Запа­де ком­му­ни­сти­че­ской лжи очень мно­гие верили.

Я уве­рен, что знаю усло­вия, по край­ней мере, в деся­ти рай­о­нах СССР, где бывал, рабо­тал или о кото­рых рас­ска­зы­ва­ли кол­ле­ги-вра­чи. Но огра­ни­чусь соб­ствен­ной прак­ти­кой в При­мор­ско-Ахтар­ском рай­оне, насе­ле­ние кото­ро­го в 1927 — 1930 годах состав­ля­ло не более 30 000 человек.

Про­из­вод­ство абор­тов раз­ре­ша­лось толь­ко в боль­нич­ной обста­нов­ке после про­хож­де­ния аборт­ной комис­сии. Комис­сию не про­хо­ди­ли те, кто был в состо­я­нии вне­сти опре­де­лен­ную пла­ту. В годы кол­лек­ти­ви­за­ции такая воз­мож­ность была в основ­ном у жен ответ­ра­бот­ни­ков (они обыч­но от пла­ты укло­ня­лись), так что боль­шин­ство жен­щин про­хо­ди­ло комис­сию. На ней пред­се­да­тель­ство­ва­ла пред­ста­ви­тель­ни­ца жен­от­де­ла рай­ко­ма. Пред­ста­ви­тель­ни­цы сель- или стан­со­ве­та про­ве­ря­ли жен­щин с соци­аль­ной и иму­ще­ствен­ной точек зре­ния. Врач вхо­дил в комис­сию как экс­перт: он дол­жен был опре­де­лить бере­мен­ность и уста­но­вить меди­цин­ские противопоказания.

Бед­ня­кам и работ­ни­цам раз­ре­шал­ся бес­плат­ный аборт. Дру­гие пла­ти­ли в зави­си­мо­сти от сво­ей зар­пла­ты. С кре­стьян, пока они обла­да­ли соб­ствен­но­стью, — с оклад­но­го листа. С жен лишен­цев, кула­ков и выслан­ных, то есть людей ограб­лен­ных и нищих, бра­ли самую высо­кую плату.

…>

Какие моти­вы пре­об­ла­да­ли у жен­щин, не желав­ших иметь детей? До нача­ла кол­лек­ти­ви­за­ции мож­но было услышать:

— Муж не жела­ет… — Муж бро­сил… — На что мне дети? Я рабо­таю, кто будет с ними возить­ся? — Нет мужа. — Не захо­тел женить­ся. — Сего­дня он здесь, а зав­тра его след простыл!

Эти моло­дые жен­щи­ны, в осо­бен­но­сти работ­ни­цы, мел­кие слу­жа­щие, батрач­ки, заре­ги­стри­ро­ван­ные в ЗАГСе, даже не про­из­во­ди­ли впе­чат­ле­ния замуж­них — таким ничтож­ным казал­ся совет­ский брак. Даже у ком­му­ни­сток или акти­ви­сток, чле­нов комис­сии, неволь­но выры­ва­лась фраза:

— Как же, гово­ри­те, бро­сил? Ведь вы же в церк­ви вен­ча­лись? …>

Сколь­ко же было абор­тов в нашем рай­оне за четы­ре года? С октяб­ря 1927 по сен­тябрь 1931 года я, соглас­но запи­сям в опе­ра­ци­он­ном жур­на­ле, про­из­вел 714 абор­тов. Вто­рой врач — боль­ше девя­ти­сот (одно вре­мя я по сов­ме­сти­тель­ству рабо­тал сани­тар­ным вра­чом и абор­тов не делал). Доволь­но часто мы дава­ли воз­мож­ность «набить руку» вра­чам амбу­ла­то­рии, доволь­ные, что кто-то хотя бы на вре­мя осво­бож­да­ет нас от этой отвра­ти­тель­ной рабо­ты. Каж­дый год к нам на прак­ти­ку при­ез­жа­ло по четы­ре сту­ден­та, каж­дый делал не менее деся­ти абор­тов, кото­рые запи­сы­ва­лись на его имя.

Ком­му­ни­сти­че­ская эротика

С само­го нача­ла совет­ской вла­сти атмо­сфе­ра была насы­ще­на гру­бой, пош­лой эро­ти­кой. Дно город­ских тру­щоб, уго­лов­ные пре­ступ­ни­ки, вся­кий сброд, начав­ший управ­лять стра­ной, при­нес­ли с собой при­выч­ные им поня­тия о мора­ли. Пра­вя­щий класс и его кара­тель­ные орга­ны жили по прин­ци­пу сво­бод­ной люб­ви, не при­кры­той ника­ки­ми масками.

…>

Поло­вая рас­пу­щен­ность у боль­шин­ства людей вызы­ва­ла ско­рее отвра­ще­ние. Поэто­му раз­вра­щать нача­ли дру­ги­ми способами.

В 1922 году я несколь­ко раз при­сут­ство­вал на выступ­ле­ни­ях обще­ства «Долой стыд». Совер­шен­но голый, укра­шен­ный толь­ко лен­той с над­пи­сью «Долой стыд», ора­тор на пло­ща­ди Крас­но­да­ра кри­чал с трибуны:

— Долой мещан­ство! Долой попов­ский обман! Мы, ком­му­на­ры, не нуж­да­ем­ся в одеж­де, при­кры­ва­ю­щей кра­со­ту тела! Мы дети солн­ца и воздуха!

Про­хо­дя там вече­ром, я уви­дел пова­лен­ную три­бу­ну, «сына солн­ца и воз­ду­ха» изби­ли. В дру­гой раз мы с женой виде­ли, как из трам­вая, руга­ясь и отпле­вы­ва­ясь, выска­ки­ва­ет пуб­ли­ка. В вагон вва­ли­лась груп­па голых «детей солн­ца и воз­ду­ха», и воз­му­щен­ные люди спа­са­лись от них бег­ством. Опыт не удал­ся, выступ­ле­ния апо­сто­лов совет­ской мора­ли вызва­ли такое воз­му­ще­ние, что вла­стям при­шлось пре­кра­тить это бесстыдство.

Рас­про­стра­не­ние поло­вой рас­пу­щен­но­сти при­ня­ли на себя шко­лы, худо­же­ствен­ная и науч­но-попу­ляр­ная лите­ра­ту­ра. В шко­лах пре­по­да­ва­ние поло­во­го вопро­са без рели­ги­оз­но-нрав­ствен­ных начал раз­вра­ща­ло. К тому же у учи­те­лей не было воз­мож­но­сти при­ме­нять к уче­ни­кам меры воз­дей­ствия, они долж­ны были тер­петь дефек­тив­ных и мораль­но рас­пу­щен­ных детей, раз­вра­щав­ших дру­гих. От руга­тельств, пош­лых рас­ска­зов и анек­до­тов на сек­су­аль­ные темы, кото­рые уча­щи­е­ся упо­треб­ля­ли в сво­ем оби­хо­де, ста­но­ви­лось жутко.

В том, что раз­ло­же­ние наро­да было запла­ни­ро­ва­но свер­ху, сомне­вать­ся не при­хо­дит­ся. Возь­мем хотя бы писа­тель­ни­цу и пред­ста­ви­тель­ни­цу совет­ской вла­сти за гра­ни­цей чле­на ЦК пар­тии А. Кол­лон­тай. Пер­вая в мире жен­щи­на-посол аги­ти­ро­ва­ла за «сво­бод­ную любовь» и про­по­ве­до­ва­ла идею «ста­ка­на воды» (совер­шить поло­вой акт — все рав­но что выпить ста­кан воды). Раз­ве мог­ла бы она без одоб­ре­ния или ука­за­ния свер­ху про­по­ве­до­вать эти гнус­ные идеи?

Раз­ру­шать семью боль­ше­ви­ки ста­ра­лись и ины­ми спо­со­ба­ми. Под лозун­гом рас­кре­по­ще­ния жен­щин закре­по­ща­ли их по-ино­му, зама­ни­вая в клу­бы, обя­зы­вая при­сут­ство­вать на раз­ных собра­ни­ях, при­гла­шая на уве­се­ле­ния, созда­вая для них целый ряд долж­ност­ных мест пред­се­да­тель­ниц, деле­га­ток, депу­та­ток, женор­га­ни­за­торш раз­ных сте­пе­ней, упол­но­мо­чен­ных, выбор­ных, про­сто состо­я­щих в комис­си­ях, трой­ках — все­го не пере­честь. Жаль, что жен­ский митинг в нача­ле рево­лю­ции невоз­мож­но было уве­ко­ве­чить в кино­кар­тине. Как-то в пре­зи­ди­ум при­та­щи­ли горш­ки, кото­рые в знак «рас­кре­по­ще­ния» под визг, вой и кри­ки «Долой горш­ки!» раз­би­ла исступ­лен­ная жен­ская тол­па. Кто из этих акти­ви­сток мог пред­по­ла­гать, что горш­ки оста­нут­ся горш­ка­ми, но варить в них будет нече­го? Из-за пере­гру­зок «обще­ствен­ны­ми нагруз­ка­ми» жен­щин в семьях воз­ни­ка­ли ссо­ры. Мужей, про­те­сто­вав­ших про­тив посто­ян­но­го отсут­ствия жен, вызы­ва­ли в совет, в коми­тет, где им дела­ли вну­ше­ния, упре­ка­ли их в кон­сер­ва­тиз­ме и собственничестве.

Неко­то­рое отрезв­ле­ние вла­стей насту­пи­ло еще в пред­ше­ство­вав­шие кол­лек­ти­ви­за­ции годы. Начал­ся под­лин­ный мат­ри­ар­хат, когда фами­лия отца была неиз­вест­на и юри­ди­че­ским лицом ста­но­ви­лась мать. Нема­лый страх нагна­ло широ­кое рас­про­стра­не­ние вене­ри­че­ских заболеваний.

Насту­пи­ло и отрезв­ле­ние наро­да. Начал­ся рели­ги­оз­ный подъ­ем, люди посте­пен­но ста­ли воз­вра­щать­ся к мораль­ным усто­ям. Крест­ный путь православия

Дис­пу­ты с богоборцами

…>

В 1931 году, воз­вра­ща­ясь из Моск­вы после оче­ред­ной попыт­ки полу­чить раз­ре­ше­ние на выезд из СССР, мы с сыном несколь­ко дней про­бы­ли в Росто­ве. На Садо­вой ули­це виде­ли раз­ва­ли­ны взо­рван­но­го хра­ма. А в Ека­те­ри­нин­ском собо­ре сна­ча­ла был устро­ен анти­ре­ли­ги­оз­ный музей. В алта­ре, как и в дру­гих осквер­нен­ных церк­вях, раз­ме­ща­ли, я уве­рен, по рас­по­ря­же­нию цен­тра, аборт­ное отде­ле­ние, а на месте пре­сто­ла — гине­ко­ло­ги­че­ское крес­ло. Впро­чем, вско­ре храм пре­вра­ти­ли в склад, ссы­па­ли туда кар­то­фель, кото­рый сгнил и был выки­нут в Дон.