Отдайте братика. Николай Блохин

16.11.2010
www.abortamnetjoom images blohin - Отдайте братика. Николай Блохин
Нико­лай Блохин 

Рас­сказ пра­во­слав­но­го писа­те­ля-испо­вед­ни­ка, спас­ший уже нема­ло жизней

Позд­но вече­ром, уже лежа в посте­ли и закрыв гла­за, Але­ша опять вспом­нил, что мамы еще нет. Он быст­ро открыл гла­за и закри­чал:
– Папа, папа, а мамы еще нет? Не при­шла?
Явил­ся папа, накло­нил­ся над сыном и уста­ло-уко­риз­нен­но ска­зал:
– Леха, ты в два­дцать пятый раз спра­ши­ва­ешь. Я уже ска­зал тебе – при­бо­ле­ла мама, три денеч­ка поле­чит­ся в боль­ни­це и вер­нет­ся! Спи!
– А чем она забо­ле­ла?
– Живо­ти­ком, – отве­тил папа и одни­ми гла­за­ми улыб­нул­ся.
– А поче­му ты улы­ба­ешь­ся?
– Я? (Ишь, заме­тил). Да что ты, спи.
– А бра­ти­ку в живо­ти­ке пло­хо не ста­нет?
– Что?! А отку­да ты зна­ешь, что он в живо­ти­ке?
– Мама ска­за­ла.
– Мама?!

www.abortamnetjoom images blohin - Отдайте братика. Николай Блохин
Нико­лай Блохин 

Позд­но вече­ром, уже лежа в посте­ли и закрыв гла­за, Але­ша опять вспом­нил, что мамы еще нет. Он быст­ро открыл гла­за и закри­чал:
– Папа, папа, а мамы еще нет? Не пришла?

Явил­ся папа, накло­нил­ся над сыном и уста­ло-уко­риз­нен­но ска­зал:
– Леха, ты в два­дцать пятый раз спра­ши­ва­ешь. Я уже ска­зал тебе – при­бо­ле­ла мама, три денеч­ка поле­чит­ся в боль­ни­це и вер­нет­ся! Спи!
– А чем она забо­ле­ла?
– Живо­ти­ком, – отве­тил папа и одни­ми гла­за­ми улыб­нул­ся.
– А поче­му ты улы­ба­ешь­ся?
– Я? (Ишь, заме­тил). Да что ты, спи.
– А бра­ти­ку в живо­ти­ке пло­хо не ста­нет?
– Что?! А отку­да ты зна­ешь, что он в живо­ти­ке?
– Мама ска­за­ла.
– Мама?!
– Мама. Все, кто живет на зем­ле, все в живо­ти­ках у мам сво­их были. И ты был. У бабуш­ки Ани.
– Инте­рес­но!.. Что там тебе еще мама наго­во­ри­ла… Лад­но, спи! – ска­зал уже весь­ма сер­ди­то, – вот, смот­ри, я устал за день, но я буду сто­ять над тобой, пока ты не заснешь, коли жале­ешь ноги мои, засы­пай скорей. 

Такой улов­кой роди­те­ли Але­ши поль­зо­ва­лись часто и обык­но­вен­но доль­ше пяти минут сто­ять не при­хо­ди­лось. Але­ша чув­ство­вал над собой сто­я­ще­го отца, но сон не шел, вме­сто это­го, какая-то непо­нят­ная тре­во­га ста­ла напол­нять его. Сопро­тив­лять­ся ей он не мог и через несколь­ко мгно­ве­ний ему ста­ло так горь­ко и тош­но, что сле­зы обиль­ные потек­ли на подуш­ку из его зажму­рен­ных глаз и, как не сжи­мал он веки, они тек­ли и тек­ли, он вда­вил гла­за в подуш­ку, но они потек­ли еще силь­нее, да еще и гор­ло заткнул-при­да­вил влаж­ный, меша­ю­щий дышать, сгу­сток чего-то тако­го, отче­го оно ста­ло сдав­лен­но всхли­пы­вать, а через несколь­ко мгно­ве­ний всхли­пы­ва­ния пере­шли в рыдание. 

Але­ша вско­чил на ноги, что­бы уткнуть­ся папе в живот и чтоб сра­зу выпла­кать-выбро­сить из себя этот неве­до­мо схва­тив­ший его при­ступ. Но папы уже не было. И Але­ша сра­зу пере­стал рыдать-пла­кать. Он недо­умен­но погля­дел на пустое место, где недав­но сто­ял папа, шмыг­нул носом, вытер кула­ком мокрое лицо и лег. Его щека лежа­ла на мок­рой подуш­ке, часто мор­гая, он смот­рел на то место на стене, где был нари­со­ван­ный папой Вин­ни-Пух (хоро­шо полу­чил­ся рису­нок, от мамы всем попа­ло за пор­чу сте­ны), удив­лен­но-груст­ная рожи­ца кото­ро­го все­гда успо­ко­и­тель­но дей­ство­ва­ла на Але­шу. Подей­ство­ва­ла и сей­час, хоть и не вид­но было ее. Исте­ри­ка, толь­ко что полы­хав­шая, упол­за­ла, остав­ляя толь­ко лег­кое бес­по­кой­ство, кото­рое не мог­ло уже сопро­тив­лять­ся сну. 

Утром пер­вое сло­во проснув­ше­го­ся Але­ши было:
– А мама не при­шла?
Папа мед­лен­но-утом­лен­но вздох­нул и ска­зал:
– Леха, да раз­ве ночью из боль­ни­цы приходят? 

Але­ша хотел еще про бра­ти­ка спро­сить, но под папи­ным при­дав­ли­ва­ю­щим взгля­дом не стал это­го делать. Но тре­вож­ное бес­по­кой­ство вновь появи­лось в нем, хотя и не такой лави­ной, как вче­ра вечером. 

Вопрос о бра­ти­ке воз­ник-вско­лых­нул­ся несколь­ко дней назад, вспых­нул все­за­сло­ня­ю­щим пла­ме­нем и стал самым глав­ным в жиз­ни. Вооб­ще-то ему дав­но хоте­лось бра­ти­ка, но это хоте­ние было вяло, затме­ва­лось игрой и про­чи­ми вся­ки­ми дела­ми. Ино­гда толь­ко про­сту­па­ло на фоне его стре­ми­тель­но­го игро­во­го бытия и он тогда спра­ши­вал, не пере­ста­вая зани­мать­ся сво­им мед­ве­дем:
– Мам, у нас бра­тик будет? 

Вопрос для мамы был пусто­про­хо­дя­щим сынов­ним голо­со­всплес­ком, кото­рых пол­но было на фоне ее днев­но­го бытия, вро­де «а моро­же­ное купишь?» И мама, не отры­ва­ясь от сво­е­го взрос­ло­го бытия, отве­ча­ла рас­се­ян­но:
– Будет, будет… 

Но вот несколь­ко дней назад Але­ша, полу­чив такой ответ, оста­но­вил игру, повер­нул на маму боль­шу­щие свои гла­за и спро­сил:
– А когда? 

Ото­рва­лась и мама от сво­их дел. И буд­то в тот момент роди­лась меж­ду ними некая ниточ­ка-связь, некая серье­зин­ка. Очень не дол­го она их свя­зы­ва­ла, несколь­ко мгно­ве­ний все­го, отсек­ла мама ниточ­ку. А то, что оста­лось, все втя­ну­лось в Але­шу.
– А тебе что, хочет­ся братика? 

«Да как же мож­но спра­ши­вать такое», – зажглись-закри­ча­ли Але­ши­ны гла­за. Гла­за сре­а­ги­ро­ва­ли быст­рее, рот его неко­то­рое вре­мя был нем и не мог сра­зу вскрик­нуть:
– Да конеч­но же! Он выкрик­нул это чуть поз­же, но так, что мама помор­щи­лась.
– Ну что ты орешь, Алеша. 

И вздох­ну­ла при этом очень мно­го­зна­чи­тель­но. Але­ша широ­ко рас­кры­ты­ми гла­за­ми и со столь же широ­ко рас­кры­тым ртом впе­рял­ся в маму и пытал­ся раз­га­дать зага­доч­ность и мно­го­зна­чи­тель­ность и вздо­ха-помор­щи­ва­ния и выра­же­ния мами­но­го лица. Остат­ки сле­дов серье­зин­ки жили еще меж­ду ними. Мама так­же не про­сто, не как все­гда смот­ре­ла на Але­шу, а как бы изу­ча­ю­ще. И еще, как-то, Але­ша никак не мог понять – как. Но что-то и недоб­рое чув­ство­ва­лось в ее взгля­де. Мама и сама бы не отве­ти­ла, что это за недоб­рое такое и с чего это вдруг. Вспых­ну­ло это поне­во­ле и так­же и погас­ло быст­ро. И Але­ша улыб­нул­ся в ответ широ­ко и радостно. 

– А ты зна­ешь, как дети рож­да­ют­ся? Очень серьез­но спро­си­ла мама, ни одна чер­точ­ка ее лица не улыб­ну­лась даже.
– Нет, не знаю, – тихо ска­зал Але­ша.
– А как? 

В свои пять с поло­ви­ной лет он уже очень мно­го чего знал, он знал, что Зем­ля круг­лая, что Солн­це боль­ше Зем­ли; оно очень дале­ко и постав­ле­но осве­щать Зем­лю, что ника­кой Бабы-Яги нет, а вот отку­да дети берут­ся – не знал. Ему каза­лось, что он был все­гда и все­гда будет, и он уже гово­рил сво­е­му плю­ше­во­му Миш­ке:
– Когда я был малень­ким… К сказ­кам про аиста и про капу­сту отно­сил­ся как и ко всем сказ­кам, как к реаль­но­сти жиз­ни Бабы-Яги; его дош­лый ум ста­вил вопрос даль­ше: а отку­да аист берет ребен­ка, а кто его в капу­сту под­бро­сил? Ни разу еще не заост­рял­ся перед ним вопрос, как и поче­му дети рож­да­ют­ся, про аиста и капу­сту слы­шал похо­дя, зани­ма­ясь игрой, и в общем-то этим не интересовался. 

Нет, не знал он, как дети рождаются. 

– Вот отку­да дети рож­да­ют­ся. Ска­за­ла мама и ткну­ла себя паль­цем в живот, ска­за­ла очень серьез­но и поче­му-то даже слег­ка сер­ди­то.
– Из живо­ти­ка? – изум­лен­но вос­клик­нул Але­ша. Но прав­да тут же сооб­ра­зил, что это вполне логич­но.
– Вот… – задум­чи­во про­дол­жи­ла мама. – И это очень тяже­ло рожать из живо­ти­ка ваше­го бра­та.
– Мое­го бра­та? Мое­го бра­ти­ка? Ты и вправ­ду родишь мне бра­ти­ка?
– А что, может и вправ­ду родить тебе бра­ти­ка.
Мама поло­жи­ла свою ладонь на голо­ву Але­ши. Какая все-таки теп­лая мами­на ладонь!..
– Рожи, мама, роди конеч­но!..
Теперь уже моль­ба гля­де­ла из голу­бых Але­ши­ных глаз.
– А он уже у тебя там?!
Але­ша пря­мо с жад­но­стью упер­ся взгля­дом в мамин живот.
– Там.
Усмех­нув­шись ска­за­ла мама.
– Да чего это ты… Ишь, взвил­ся пря­мо… Зачем он тебе? 

Да как же мож­но спра­ши­вать такое! Как «зачем»?! Это же живой малень­кий чело­ве­чек, его бра­тик! Але­ша уже вот сей­час, после мами­ных слов, видел его живо­го, в коляс­ке агу­ка­ю­ще­го и игра­ю­ще­го с ним, Але­шей, и его мед­ве­дем… видел, как он кор­мит его из ложеч­ки, как он учит катать­ся его на сво­ем вело­си­пе­де, как, взяв­шись за руки, они бегут к пру­ду, где они будут ловить рота­нов… и еще и еще наплы­ва­ли и наплы­ва­ли живые кар­тин­ки его жиз­ни с братиком… 

Не пони­мал Але­ша, что с ним про­ис­хо­дит, а эта гро­ма­да дрем­лю­ще­го и нерас­тра­чен­но­го добра напол­ня­ла его и пря­мо на воз­дух под­ни­ма­ла. Он уви­дел и понял сей­час, до шести лет не дорас­ти, что такое есть ЛЮБОВЬ, любовь к его бра­ти­ку, она была взо­рвав­ша­я­ся, без­мер­ная, он весь пере­пол­нил­ся ею, он насла­ждал­ся ею, он стра­шил­ся ее ухо­да, он не мог осо­знать все­го, что про­ис­хо­дит с ним, что вдруг взо­рва­лось у него в душе; его гла­за напол­ни­лись вос­тор­жен­ны­ми и умо­ля­ю­щи­ми сле­за­ми, он так смот­рел на маму, что она даже испу­га­лась, даже нечто похо­жее на защем­ле­ние серд­ца почув­ство­ва­ла мама. Она погла­ди­ла Але­шу по голо­ве и ска­за­ла лас­ко­во:
– Да, что ты, сынок, ну-ну… все будет в порядке… 

Она дав­но и бес­по­во­рот­но реши­ла изба­вить­ся от ребен­ка, жив­ше­го в ее чре­ве, она вовсе не смот­ре­ла на него как на Але­ши­но­го бра­ти­ка. Для нее это была буду­щая обу­за, кото­рая ей уже меша­ла. Папа был не про­тив ее реше­ния. Как был бы не про­тив, реши она обрат­ное, хотя послед­не­го реше­ния он не понял бы и не одобрил. 

Пом­нит папа, сколь­ко хло­пот им доста­вил во мла­ден­че­стве Але­ша. А сей­час их мень­ше что ли? Вся­кие стир­ки пеле­нок, под­гуз­ни­ков (его обя­зан­ность) не при­но­си­ли ему ника­кой радо­сти, а раз­дра­жа­ли весь­ма. Коро­че, мама при­ня­ла реше­ние, папа был не про­тив. «Не про­тив» – это была суть его жиз­ни и менять ее он не соби­рал­ся, а хоть бы и соби­рал­ся, вряд ли бы что из это­го вышло. «Все будет в поряд­ке…» – это ж мама так ска­за­ла! Зна­чит будет у него братик! 

И в это вре­мя при­шел папа.
– Папа!
Закри­чал ему Але­ша.
– У меня бра­тик будет!
Папа очень стран­но, с какой-то непо­нят­ной Але­ше гри­ма­сой на губах, посмот­рел на маму и ска­зал вопро­си­тель­но-насмеш­ли­вым голо­сом:
– М‑да?
В тон ему мама отве­ти­ла:
– А что? Вот сын наш жаж­дет бра­ти­ка.
– Все мы чего-то жаж­да­ли. Когда-то…
Папа изоб­ра­зил на лице дру­гую уже гри­ма­су, подо­шел к Але­ше и погла­дил его по голо­ве. А мама улыб­ну­лась и ска­за­ла:
– Наш Але­ша, как истин­ный муж­чи­на, жаж­дет покро­ви­тель­ство­вать како­му-нибудь малыш­ке, как покро­ви­тель­ству­ет сей­час сво­е­му миш­ке. Да? 

Очень длин­ная эта фра­за не понра­ви­лась Але­ше. Навер­ное, мама ска­за­ла, что ему хочет­ся любить… толь­ко поче­му «како­го-то малышку»? 

Сво­е­го род­но­го братика! 

Он чув­ство­вал в себе уже и род­ствен­ную, био­ло­ги­че­скую связь с бра­ти­ком, кото­рый в живо­ти­ке, – так ска­зал бы обра­зо­ван­ный папа, если бы хоть чуть пони­мал состо­я­ние Але­ши. Но папа ниче­го не видел и ниче­го не пони­мал.
– Ну раз жаж­дет, пусть будет. Будет тебе бра­тик. Когда-нибудь. Может быть… – бурк­нул папа и пошел на кухню. 

Послед­ние два пред­ло­же­ния папа про­бур­чал невнят­но и Але­ша их не слы­шал. Во все гор­ло он закри­чал «ура!» и помчал­ся делить­ся радо­стью со сво­им мед­ве­дем. Папа помор­щил­ся, а мама ска­за­ла рав­но­душ­но:
– И зачем врать, зачем обна­де­жи­вать.
Папа мах­нул рукой:
– Через час забу­дет.
– А если нет? По-мое­му, он пря­мо экзаль­ти­ро­ван.
– Ска­жешь тоже… Эк-заль-ти-ро-ван …ха, в его-то годы. Не забу­дет через час, забу­дет через два, а вспом­нит, так сми­рит­ся. Все мы сми­ря­ем­ся с чем-нибудь. В этой жизни. 

Но Але­ша не соби­рал­ся забы­вать ни через час, ни через два. Изда­вая радост­ный крик, он схва­тил сво­е­го мед­ве­дя за плю­ше­вые бока и что было силы швыр­нул вверх:
– Миш­ка! У нас бра­тик будет!.. 

Упав свер­ху на крес­ло, Миш­ка про­ры­чал бод­рое «р‑га». Але­ша схва­тил его, при­жал к себе и, зами­рая от сча­стья, закру­жил­ся, запры­гал с ним по ком­на­те. Мама за стек­лян­ной две­рью мрач­но наблю­да­ла весе­лье сына. Папа за ее спи­ной про­из­нес спо­кой­но:
– Ниче­го, попры­га­ет и забу­дет… Одна­ко он впечатлителен. 

Далее папа и мама всту­пи­ли в быст­рое, лег­кое, рав­но­душ­ное пре­пи­ра­тель­ство, вызван­ное мами­ной ответ­ной репли­кой:
– А ты толь­ко заметил. 

В резуль­та­те пре­пи­ра­тель­ства при­шли к выво­ду, что Але­ша даже чрез­мер­но впе­чат­ли­те­лен. И это было дей­стви­тель­но так. 

Но не толь­ко впе­чат­ли­те­лен был Але­ша, но и стра­нен харак­те­ром, пове­де­ни­ем и игра­ми. «И вооб­ще, – как гово­ри­ла бабуш­ка, – чего-то в нем есть такое-эда­кое… в общем не наше…» В поро­дах по отцов­ской и мате­рин­ской линии таких до него не было. Или неза­ме­чен­ны­ми про­шли? Неко­му заме­чать было… Мама счи­та­ла, что он не совсем такой, как про­чие его сверст­ни­ки. Прав­да, к ее сожа­ле­нию, это отли­чие не каса­лось вся­ких спо­соб­но­стей – к музы­ке, там, мате­ма­ти­ке, – язы­кам, фигур­но­му ката­нию и про­чим важ­ней­шим каче­ствам, что­бы проч­но сто­ять на ногах в совре­мен­ном взбал­мош­ном мире. 

Ни к чему это­му не был пред­рас­по­ло­жен Але­ша. А по мне­нию папы, даже тупо­ват был, на лету ниче­го не схва­ты­вал, а наобо­рот, подол­гу заду­мы­вал­ся надо всем, что заме­чал или слы­шал впер­вые. И делал какие-то свои выво­ды, пора­жав­шие роди­те­лей. Побы­вав впер­вые в зоо­пар­ке, спро­сил, поче­му львы едят анти­лоп, ведь анти­ло­пам боль­но. «Так они (львы) устро­е­ны», – отве­тил папа. Когда выяс­ни­лось, что так устро­е­но при­ро­дой, Але­ша объ­явил, что тетя При­ро­да злая и пло­хо устро­и­ла.
– При­ро­да не тетя, – ска­зал папа.
– А кто же она, раз она – При­ро­да, не дядя же. 

Очень уди­вил Але­шу ответ папы.
– Она не тетя! – упор­ство­вал папа. – Она, это… вооб­ще!.. Все кру­гом это и есть при­ро­да. Але­ша ото­ро­пе­ло огля­дел­ся и вдруг закри­чал на весь зоо­парк, так что все обер­ну­лись на них:
– Ты со мной игра­ешь, папа, ты неправ­ду гово­ришь, как же может это «вооб­ще» льва устроить?! 

И так и оста­лась при­ро­да – тетей. Там же, того же вопро­са каса­ясь, папа неосто­рож­но и не поду­мав, заявил Але­ше, что когда речь идет о еде, то ника­ко­го зло­го поступ­ка нет, если того, кого хотят съесть, – уби­ва­ют. Этим заяв­ле­ни­ем папа пытал­ся оправ­дать львов, но при­шлось оправ­ды­вать­ся само­му. Папи­но заяв­ле­ние при­ве­ло Але­шу в неопи­су­е­мое негодование: 

– Мы что же, друг дру­га долж­ны есть? – при­сту­пал Але­ша к папе.
– Да не друг дру­га, а живот­ных, – отби­вал­ся папа.
– Но и мы тоже из мяса.
– Но мы люди, а они живот­ные. Вон гля­ди зубр жует, а из него зна­ешь какая кот­лет­ка…
– Из кого?.. Кот­лет­ка?!. А… кот­лет­ки из таких вот дела­ют?
Со стра­хом и жало­стью тара­щил­ся Але­ша на гро­мад­но­го зве­ря.
– Это тоже тетя При­ро­да так устро­и­ла?
– Далась тебе эта тетя! – про­бур­чал папа и попы­тал­ся пере­ве­сти раз­го­вор на дру­гую тему. Но это не удалось. 

Это нико­гда не уда­ва­лось ни папе, ни маме, от вол­ну­ю­щей его мыс­ли Але­шу невоз­мож­но было свер­нуть. Это каче­ство очень не нра­ви­лось маме, она даже заду­мы­ва­лась: нет ли тут како­го пси­хи­че­ско­го откло­не­ния, а папа после зоо­пар­ка стал гово­рить, что в спо­со­бе мыш­ле­ния Але­ши есть что-то дикар­ское. О чрез­мер­ной впе­чат­ли­тель­но­сти он поче­му-то тогда не говорил. 

В тот день Але­ша сле­пил из пла­сти­ли­на живот­ное, отда­лен­но напо­ми­нав­шее коро­ву, и спро­сил папу, как ее ожи­вить. Сна­ча­ла папа отве­тил, что это невоз­мож­но, но после полу­ча­со­во­го тер­за­ния вопро­са­ми, где опять всплы­ла тетя При­ро­да, ска­зал раз­дра­жен­но, что он не зна­ет это­го, что он не уме­ет ожив­лять пла­сти­ли­но­вых зве­рей и что об этом надо спра­ши­вать тетю При­ро­ду. Как ее спра­ши­вать, папа тоже не знал, а на вопрос, «где в чело­веч­ках жизнь пря­чет­ся?», так­же решил отве­тить «не знаю», ибо чув­ство­вал новую лави­ну вопро­сов, от кото­рых ниче­го хоро­ше­го ждать не приходится. 

До само­го сна сво­е­го сидел тогда Але­ша перед слеп­лен­ной им коров­кой, сидел почти непо­движ­но и смот­рел на нее груст­ны­ми задум­чи­вы­ми гла­за­ми. И как ни ста­ра­лась мама, не уда­лось ей отвлечь его от это­го заня­тия. И ника­ки­ми сила­ми после это­го нель­зя было заста­вить впих­нуть в него кот­лет­ку. Он даже смот­реть на них не мог, он видел, как раз­бу­ха­ет кот­лет­ка, пре­вра­ща­ет­ся в коров­ку и коров­ка мычит жалоб­но, ей не хочет­ся быть кот­лет­кой. Ниче­го не знав­шие об этом виде­нье сына мама и папа пыта­лись даже силу при­ме­нить, но натолк­ну­лись на встреч­ную силу, с кото­рой спра­вить­ся не могли. 

– Не, ты глянь, как смот­рит! – воз­му­щал­ся папа. – Это кот­лет­ка, а не скор­пи­он. А?! Ну! 

Але­ша пере­во­дил гла­за на папу, взгляд его твер­дел и, сжав губы, он отри­ца­тель­но мотал голо­вой. И ни зву­ка не про­из­но­сил и не пла­кал. Толь­ко совсем недав­но раз­ре­шил­ся вопрос с кот­лет­кой и с тетей Природой. 

– Я теперь ем кот­лет­ки, – несколь­ко дней назад ска­зал Але­ша.
– Что, теперь тетя При­ро­да раз­ре­ши­ла? – спро­сил в ответ папа.
Спро­сил совер­шен­но рав­но­душ­но. С этим вопро­сом он дав­но сми­рил­ся и на реше­ние его дав­но плю­нул.
– Тети При­ро­ды нет, ты был прав, папа.
– Это как же? – ухмыль­нул­ся папа.
– При­ро­да есть, тети нет.
– А что же есть?
– Бог есть. 

Едва чаш­ку не выро­нил из рук папа, ухмыл­ка его враз испа­ри­лась.
– А это кто ска­зал?
– Баба Аня. И вооб­ще мы сего­дня в хра­ме были. 

Пока­чал голо­вой папа. Толь­ко это­го еще не хва­та­ло. Баба Аня – это его мать.
– Так вы в этот… в храм, – рез­ко-ядо­ви­то выде­лил папа «в храм», – по ее указ­ке ходи­ли?
– По ее прось­бе, – подо­шла мама, чего-то жуя, – не свер­кай глаз­ка­ми, поду­ма­ешь, убла­жи­ли ста­руш­ку.
– Ее убла­жи, а у Алеш­ки вон новая блажь. Ты вон глянь на него!.. Але­ха, ну, а насчет кот­лет­ки чего там?
– Грех не то, что в рот, а что из рота.
– Это тоже баба Аня ска­за­ла?
– Это ска­зал Хри­стос-Бог.
– М‑да! Хм… – папа нерв­но заку­рил, – слу­шай, – обра­тил­ся он к маме, – вро­де за ней не заме­ча­лось цер­ков­ных бзи­ков.
– Ста­рость… у ста­ри­ков, навер­ное, это общий бзик.
– Тэ-эк, с баб­кой номер один рез­ко сокра­тить обще­ние, хоро­шо хоть баб­ка номер два без бзи­ков.
Да, мами­на мама от это­го бзи­ка была дале­ка, хотя и была стар­ше бабы Ани.
– Ну так чего вы дела­ли в хр-а-аме?
– Свеч­ки ставили. 

Необыч­ный дом с кре­ста­ми на купо­лах понра­вил­ся Але­ше, но захо­дить туда не хоте­лось, уж боль­но мно­го тол­пи­лось у две­рей наро­ду.
– Бит­ком, – вздох­ну­ла мама, – лад­но, заско­чим и поста­вим. Давай быстрей. 

Чего там ста­вить, Але­ша не пони­мал, да его это и не инте­ре­со­ва­ло, он сей­час думал, что Миш­ку сво­е­го он не под­нял с пола, когда уходил. 

Что нуж­но заско­чить и поста­вить, мама вспом­ни­ла вот толь­ко что, про­хо­дя мимо хра­ма. Что все наспех, на ходу, под бес­пре­рыв­ное мами­но «давай быст­рей», к это­му Але­ша дав­но при­вык. Ника­ко­го зна­че­ния не при­да­ва­ла она это­му заска­ки­ва­нию, так же сего­дня заска­ки­ва­ли в булоч­ную, в «Союз­пе­чать», к бабе Ане, в парик­ма­хер­скую. Так же перед дверь­ми в парик­ма­хер­скую про­зву­ча­ло со вздо­хом «бит­ком». Она даже не задер­жа­лась взгля­дом на рос­кош­ном ико­но­ста­се от пола до потол­ка, она спро­си­ла какую-то баб­ку – где тут Никола. 

– Да вон, вишь, где более все­го све­чей, – это Нико­ла и есть.
– А Алек­сей этот… ну – Божий чело­век?
– А, рядом, спра­ва.
– Давай быст­рей, – мама дер­ну­ла Але­шу, но свер­нуть сра­зу не смог­ла. Але­ша сто­ял, при­во­ро­жен­ный видом ико­но­ста­са. О Миш­ке на полу было тут же забы­то. Но все-таки Але­ша был свер­нут и ута­щен в толпу. 

Энер­гич­но раз­дви­гая сто­я­щих, про­би­ра­лась к иконе Нико­лы, суну­ла пред­на­зна­чен­ную ему свеч­ку слу­жи­тель­ни­це, Алек­сею чело­ве­ку Божию поста­ви­ла сама (так про­си­ла баба Аня) и пошла назад, дер­гая Але­шу (очень упи­рал­ся), а дру­гой рукой про­кла­ды­вая доро­гу. Доро­га была про­ло­же­на и вско­ре они ока­за­лись на улице. 

– Мама! – Але­ша оше­лом­лен­но мигал рес­ни­ца­ми. – Что это? Где мы были? Да не беги ты!..
– Да цер­ковь это, не зна­ешь что ли? Давай, давай быст­рей, ско­ро папа при­дет.
И тут Але­ша упер­ся нога­ми не на шут­ку. Они оста­но­ви­лись.
– Ну что тебе, гово­ри, горе ты мое.
– А вче­ра гово­ри­ла, что я сокро­ви­ще.
– Мно­го ты запо­ми­нать стал, – ска­за­ла мама и не улыб­ну­лась толь­ко пото­му, что посчи­та­ла это непе­да­го­гич­ным.
– Мама, там, где ты свеч­ку вты­ка­ла, там на стене над кар­тин­кой…
– Это не кар­тин­ка, это ико­на, так они назы­ва­ют­ся, ну…
– Там над­пись была нари­со­ва­на кра­си­вая. Что там написано? 

Мама заду­ма­лась, вспо­ми­ная. Дей­стви­тель­но, пока вози­лась со свеч­кой, виде­ла эту над­пись. И ока­за­лось разо­бра­ла и запом­ни­ла! Хотя над­пись была выве­де­на вити­е­ва­ты­ми полу­по­нят­ны­ми бук­ва­ми.
– Там напи­са­но: «Соби­рай­те сокро­ви­ща ваши на Небе­сах», – ска­за­ла мама. И, ска­зав, пожа­ла пле­ча­ми и доба­ви­ла:
– Чушь какая-то. 

Але­ша задрал голо­ву на чистое, голу­бое, без­об­лач­ное лет­нее небо – «где там сокро­ви­ще? А что вооб­ще такое сокро­ви­ще?» Имен­но это и спро­сил Але­ша у мамы.
– Буд­то бы не знаешь? 

Але­ша отри­ца­тель­но мот­нул голо­вой.
«Эх, опять ему в голо­ву чего-то вте­мя­ши­лось, – поду­ма­ла мама, – вон как смот­рит, пота­щи­ла на свою голо­ву…»
– Эк тебя эта глу­пая над­пись сму­ти­ла.
– И вовсе она не глу­пая.
– Да как же не глу­пая, сокро­ви­ще – это, ну, самое, что ни есть доро­гое для чело­ве­ка, вот для меня это ты,
для тебя – твой Миш­ка, для папы…
– Для папы я знаю.
– Да? И что же?
– Чтоб не меша­ли выпить вече­ром и дали опо­хме­лить­ся утром, – это он сам так гово­рил двум дядям. Я слышал. 

Про себя мама ска­за­ла: «вот козел», но голо­сом никак не выра­зи­ла сво­ей оцен­ки, рас­сме­ять­ся было бы непе­да­го­гич­но, а про­явить педа­го­гич­ность и отру­гать – глу­по.
– Это папа пошу­тил, – тихо и стро­го ска­за­ла все-таки мама.
– А раз­ве про сокро­ви­ще шутят? – очень уди­вил­ся Але­ша.
– Да не сокро­ви­ще это для папы…
– Но он ска­зал тогда – кро­ме это­го ниче­го не надо ему, толь­ко это ему и нуж­но, но… если, – Але­ша
мучи­тель­но думал, – толь­ко это и нуж­но, зна­чит это – сокро­ви­ще.
– Да… да вот ты ну-ты, Гос­по­ди помилуй!.. 

Сло­во «сокро­ви­ще» Але­ша слы­шал каж­дый день помно­гу раз; «Мама!» – кри­чит Але­ша, чуть отвле­ка­ясь от сво­е­го мед­ве­дя. «Ну что, сокро­ви­ще?» – уста­ло и с усмеш­кой отве­ча­ет мама. И слы­шит­ся в голо­се «ну как ты надо­ел». Слы­шит­ся, есте­ствен­но, не для Але­ши. И вот сей­час ему, перед мамой утом­лен­ной сто­я­ще­му, уви­де­лось вдруг это сло­во совсем не тем, чем вос­при­ни­ма­лось оно до этого. 

Оно ста­ло рас­ти и набу­хать, как та кот­лет­ка, в боль­шую коров­ку… И ведь так и есть, сокро­ви­ще это то, что толь­ко одно и нуж­но… Миш­ка плю­ше­вый – сокро­ви­ще? Он – люби­мая игруш­ка, но это, то ли самое это, един­ствен­ное? – рас­пи­ра­ло созна­ние Але­ши от небы­ва­ло­го, впер­вые ощу­ща­е­мо­го при­ле­та… како­го при­ле­та, чего при­ле­та?! Он под­нял голо­ву вверх, но не совсем вверх, а чуть пра­вее, и уви­дел, что голу­бое небо засло­ня­ют свер­ка­ю­щие золо­том кре­сты… «А может они тоже Небо? А может они и есть то сокро­ви­ще, ведь во всех сказ­ках сокро­ви­ще это почти обя­за­тель­но что-нибудь золотое…» 

– Мама, а что такое опо­хме­лить­ся?
– Пере­стань глу­по­сти бол­тать!
– Так глу­по­сти или сокро­ви­ще?
– Ну, опо­хме­лить­ся это зна­чит попра­вить­ся, выле­чить­ся. И меж­ду про­чим, когда про­сто ниче­го не болит, это, милый ты мой, – сокро­ви­ще. Ну хва­тит, давай быст­рей.
– Да не тащи так, мама. 

Але­ша сколь­ко мог упи­рал­ся, но силы все-таки у мамы было боль­ше, не вид­но было уже золо­тых кре­стов, мама была уже сер­ди­та не на шут­ку и на Але­ши­ны вопро­сы не реа­ги­ро­ва­ла, а вопро­сов Але­ша хотел задать очень мно­го, гораз­до боль­ше, чем выле­та­ло из него в спи­ну мамы. А выле­та­ло: «А что такое “чело­век Божий”? А он, этот, Алек­сий, один – Божий? А мы – чьи? А как это – Божий?» И вдруг, совер­шен­но непо­нят­но отче­го и как, вдруг выплес­ну­лось:
– Мама, а ведь у папы нет вооб­ще сокро­ви­ща. Мы ему – не сокровище. 

Мама даже оста­но­ви­лась:
– Это поче­му же? Але­ша не знал, что ска­зать в ответ, слов объ­яс­ни­тель­ных у него не было, да и не отку­да было им взять­ся, но он твер­до знал, что это так. И если б она мог­ла про­чи­тать хоть кап­лю малую, что было напи­са­но в Алеш­ки­ных гла­зах (увы, мало в мире таких чте­цов), то хоть одна печать бы из мно­же­ства, самой же нало­жен­ных, рас­пла­ви­лась бы и из запе­ча­тан­ной, забро­ни­ро­ван­ной души хоть лучик малень­кий вырвал­ся бы навстре­чу этим еще ни разу не соврав­шим гла­зам (еще чуть-чуть – и врать научат), кото­рые видят чисто­ту мира и не видят еще его во зле лежащим. 

И дал бы этот лучик хотя бы частич­ное про­зре­ние того, что надо поча­ще, отло­жив все сует­ли­во-бегот­ли­вое попе­че­ние, дур­но-житей­ское, загля­ды­вать в эти пыт­ли­вые, невру­щие и кри­ча­щие дет­ские гла­за, тобою же рож­ден­ные, в них море целое все­го тако­го, на что толь­ко и надо напра­вить свое дума­нье-смот­ре­нье, мимо чего уже про­мча­лась ты в бегот­ли­вом сво­ем про­ле­те к смер­ти и ни разу даже взгля­да сво­е­го не оста­но­вив­ши, на сынов­них гла­зах, кри­ча­щих к тебе. 

О чем кри­ча­щих? Да уж какое там «о чем», когда и глаз не вид­но, ниче­го отсю­да не вид­но, не туда голо­ва повер­ну­та. И пусть бы неве­до­мы тебе сло­ва, что кто не вос­при­ни­ма­ет мир и Созда­те­ля мира, вот как этот дите­нок, сын твой, тому и Цар­ства Небес­но­го не видать, но ведь безо вся­кой ведо­мо­сти-неве­до­мо­сти сидит же в тебе дар-сгу­сто­чек, в душе тво­ей забро­ни­ро­ван­ной, что­бы вспых­нуть и бро­ню рас­то­пить, ему толь­ко и надо, чтоб не слиш­ком быст­ро ты про­мча­лась мимо такой над­пи­си на той же стене, рядом, где про сокро­ви­ще, где ты свеч­ку тыр­ка­лась-ста­ви­ла, а она никак не ста­ви­лась, где все кри­ча­ло тебе со стен: оста­но­вись, голо­ву под­ни­ми, где сын твой еще более страш­ны­ми гла­за­ми гля­дел вокруг себя и ты даже досмот­реть ему не дала, свернула… 

Не вспых­нул дар-сгу­сто­чек, не зажег­ся, не уви­де­лись огнен­ные, пла­чу­щие сыно­вья гла­за, что они, ося­зая недо­ступ­ное и непо­нят­ное тебе Цар­ство Небес­ное, тем не менее спра­ши­ва­ют тебя об этом, о чем ты ни сном, ни духом. Про­бе­жа­ла уже…
– Да, давай быст­рей! Пялишь­ся тут!.. 

Послед­нее – про себя, вслух это про­из­но­сить – непе­да­го­гич­но. Креп­ко засе­ло в Але­ше это быст­ро­про­лет­ное заскакивание. 

Несколь­ко дней он дони­мал роди­те­лей вопро­са­ми, кото­рые почти все оста­лись без­от­вет­ны­ми, ибо ни съюлить, ни через лазей­ку выско­чить, что­бы чего-то снос­ное най­ти в каче­стве отве­та, никак не полу­ча­лось. Все эти пополз­но­ве­ния Але­ша пре­се­кал и тре­бо­вал ясно­сти, кото­рой взять­ся было неот­ку­да. Папа про­сто эти дни исче­зал из дома и появ­лял­ся толь­ко после Але­ши­но­го засы­па­ния.
– Папа, ты уже опо­хме­лил­ся? – спра­ши­вал Але­ша утром. 

Есте­ствен­но, что Але­ша имел в виду толь­ко одно – доста­точ­но ли ком­форт­но чув­ству­ет себя папа, в пол­ной ли мере он утренне осо­кро­вищ­нен, что­бы отве­тить на воз­ник­шие вопро­сы. Папа ярост­но догла­ты­вал яич­ни­цу, демон­стра­тив­но зыр­кая на часы, спе­шу мол. Насчет «опо­хме­лить­ся» папа дав­но уже демон­стра­тив­но не реа­ги­ро­вал, толь­ко зыр­кал при этом на маму, при­мер­но так же, как на часы.
– Нече­го зыр­кать, – гово­ри­ла при этом мама, – нече­го при ребен­ке бол­тать лишнего! 

На этот выпад папа тоже отве­чать не соби­рал­ся, он соби­рал­ся быст­рей смо­тать­ся, что­бы не успеть услы­шать при­го­тов­лен­ных вопро­сов. Одна­ко не успел смыть­ся, успел услы­шать:
– Папа, а сколь­ко раз надо опо­хме­лить­ся, что­бы собрать все сокровища?.. 

Это было уже слиш­ком, но на удив­ле­ние само­му себе он вдруг успо­ко­ил­ся. От долб­ле­ния об одном и том же в одно и то же место это место или рас­сы­па­ет­ся, или каме­не­ет, а резуль­тат один и тот же – пустое место не огрыз­нет­ся, а от кам­ня отско­чит.
– Перед рабо­той опо­хме­лять­ся нель­зя, – ска­зал спо­кой­но папа, будучи уже в при­хо­жей.
– А когда мож­но?
– На рабо­те. А сокро­ви­ще… вот далось тебе. Сколь­ко ни опо­хме­ляй­ся… да ведь и ска­за­но в этой тво­ей писуль­ке на стене – ниче­го тут не собе­решь, сколь­ко ни соби­рай; эх, опо­хме­лить­ся!.. тут на доро­гу нет…
– А мы бед­ные? – это Але­ша уже маму спра­ши­вал.
– Нет, мы не бед­ные, – рез­ко и гром­ко ска­за­ла она, – мы нищие! 

Удар был направ­лен явно в спи­ну уже открыв­ше­го дверь папы. И спи­на злоб­но огрыз­ну­лась, ибо пока­за­лось, что из самой спи­ны про­зву­ча­ло:
– А нищие духом – бла­жен­ны!.. Баб­ка Аня тут плешь про­ела… А теле­фон сего­дня – рас­ши­бу!.. Грох­ну­ла дверь. Вздох­ну­ла шум­но мама. Очень непо­нят­но-непри­ят­ное лицо было у нее при этом.
– Мама, а мы нищие духом? – спро­сил Але­ша. И доба­вил:
– А каким духом? Духа­ми?
– Духа­ми мы не нищие! Духов у меня пол­но, на рабо­те дарят. 

День­га­ми мы нищие, за дет­сад твой, вон, пла­тить нечем. А духа это­го, духов­но­го у нас нава­лом, девать неку­да…
– Так это какое такое духов­ное?
– Ну это… Давай ты быст­рей, опаз­ды­ва­ем… ну это когда теле­ви­зор смот­ришь, когда чита­ешь, когда папи­ны дру­зья на рабо­те и он сам про поли­ти­ку вся­кую бол… гово­рят. Толь­ко не спра­ши­вай, что такое поли­ти­ка! Потом.
– А ты с тетей Валей про Сан­ту с Бар­ба­рой?
– Да.
– И это тоже духов­ное?
– И даже очень.
– Так, если, нищие духом бла­жен­ны, так… выкинь­те все это, а? И поли­ти­ку и Сан­ту с Бар­ба­рой, а? И будем бла­жен­ны. Ведь «бла­жен­ны» это хоро­шо? Баба Аня гово­рит…
– Хва­тит мне про бабу Аню! 

Доро­га в дет­ский сад и обрат­но так­же была насы­ще­на вопро­со­за­ки­да­тель­ством.
– Мама, а зачем ты тогда свеч­ки ста­ви­ла, если гово­ришь – глу­пость?
– На вся­кий слу­чай.
– А зачем делать глу­пость на вся­кий слу­чай?
– Вон, гля­ди, вон дятел на бере­зе…
– Мама, а кто такой Нико­ла?
– Дед такой боро­да­тый, умер дав­но.
– И Алек­сей чело­век Божий тоже умер?
– Умер, умер.
– А зачем им свеч­ка от нас? Раз­ве мерт­вым что-то нуж­но? Баба Аня гово­рит, что они живые:
– Вон, гля­ди, какая птич­ка.
– А отку­да птич­ки?
– Из яичек?
– А яич­ки?
– А яич­ки из пти­чек!..
– Мама, а как сокро­ви­ще на небе­сах соби­рать?
– Да не знаю я, Алек­сей. Не-з-на‑ю! На зем­ле-то, вон, на хлеб не собе­решь, а чего уж про небе­са-то…
– Так там же напи­са­но, на стен­ке той: «Не соби­рай­те на зем­ле…»
– А где соби­рать?! – мама оста­но­ви­лась и за руку рез­ко дер­ну­ла Але­шу. – Жрать нам где хочет­ся?! На зем­ле хочет­ся! А про небе­са я ниче­го не знаю!
– А ты спро­си.
– У кого? У бабы Ани?
– Нет. У Нико­лы и у Алек­сея, Божье­го чело­ве­ка. Баба Аня гово­рит, что они на небе­сах, зна­чит зна­ют.
– Ну и как же мне их спро­сить? Вот сей­час встать и про­орать небе­сам, что ли?
– А давай попро­бу­ем!
– Так, хва­тит, пошли. Давай быстрей… 

Рос, набу­хал ком-плод заска­ки­ва­ния «на вся­кий слу­чай», сгу­щал и без того нелег­кую семей­ную атмо­сфе­ру, но вдруг вспых­нув­шее изве­стие о бра­ти­ке пре­кра­ти­ло набу­ха­ние и вооб­ще все дале­ко отодвинуло. 

Игры Але­ши тоже носи­ли стран­ный харак­тер. В маши­ны он вовсе не играл, да и вооб­ще ни во что он не играл, кро­ме сво­е­го мед­ве­дя. Он вел с ним нескон­ча­е­мые бесе­ды, чему-то обу­чал его, водил его за лапу, сажал туда-сюда, а то и про­сто сиде­ли они друг про­тив дру­га и смот­ре­ли друг на дру­га. Одна­жды, застав их при таком пере­гля­ды­ва­нии, мама заме­ти­ла сле­зы на гла­зах сына.
– По-мое­му он сво­е­го мед­ве­дя счи­та­ет по-насто­я­ще­му живым, – ска­за­ла она тогда папе. 

Папа, не отвле­ка­ясь от сво­ей жиз­ни, пожал пле­ча­ми и ска­зал, что все мы когда-то нежи­вое живым счи­та­ли и что это прой­дет. Еще мно­го вся­ких раз­ных стран­ных мело­чей заме­ча­ла мама за Але­шей, так, хоть и не было у него ника­ко­го слу­ха, как-то (опять же неча­ян­но) обра­ти­ла она вни­ма­ние на лицо Але­ши, когда он слу­шал из трех­про­грамм­ни­ка «Рас­свет на Москве-реке» Мусорг­ско­го. Он при­ник к репро­дук­то­ру и ниче­го вокруг не видел и не слы­шал, кро­ме солн­ца над Моск­вой-рекой и тиши­ны вокруг нее, не видел он и под­смат­ри­ва­ю­щей мамы. После мама ска­за­ла папе:
– Мне пока­за­лось, но что-то видел, что-то им самим выдуманное. 

Мне бы очень хоте­лось знать, что имен­но. В про­ме­жут­ках меж­ду соб­ствен­ной бегот­ней и коман­дой «давай быст­рей» сыну мама задер­жи­ва­ла ино­гда на нем свое вни­ма­ние.
– А мне бы очень не хоте­лось знать, – ска­зал папа. 

Его мысль пря­мая, как пря­мая линия, не соби­ра­лась отвле­кать­ся от тече­ния сво­ей жиз­ни; он решил сра­зу, что уви­ден­ное мамой есть тоже ею выду­ман­ное. Да и вооб­ще все это чепу­ха, даже если и так, ну слы­шит и слы­шит. Все в любой музы­ке слы­шат чего-то свое при­ду­ман­ное, было бы чего и чем придумывать. 

Все после­ду­ю­щие дни после радост­ной вести, после папи­но­го «будет», Але­ша доса­ждал роди­те­лям вопро­са­ми о бра­ти­ке и совер­шен­но не чув­ство­вал в их отве­тах мрач­ной насмеш­ли­во­сти и не видел их пере­гля­ды­ва­ний и кача­ния голо­ва­ми. Есте­ствен­но, что все поту­ги роди­те­лей пере­клю­чить вни­ма­ние Але­ши на что-то дру­гое ни к чему не привели. 

И вот, пожа­луй­ста, живо­тик у мамы забо­лел! В то пер­вое утро без мамы, когда тре­во­га и бес­по­кой­ство посе­ли­лись в его душе, он наот­рез отка­зал­ся идти в дет­ский сад.
– Буду ждать маму.
– Я тебе ска­зал, что мамы три дня не будет!.. 

Но ника­кие папи­ны вра­зум­ле­ния, угро­зы и шлеп­ки, не помо­га­ли. Але­ша упер­ся, насу­пил­ся и толь­ко твер­дил:
– Не пой­ду. Буду ждать маму. 

«Все-таки он точ­но, что – ненор­маль­ный», – зло поду­мал папа, одна­ко ясно ему было, что толь­ко свя­зав Але­шу и в мешок его запих­нув, мож­но будет доста­вить его в дет­сад. При­шлось сми­рять­ся и сроч­но вызы­вать бабуш­ку номер два, мами­ну маму. Лиш­ней моро­ки от обще­ния с бабой Аней, его мамой, теперь про­сто бы не выдер­жал. Бабуш­ку Але­ша встре­тил все тем же:
– Бабуш­ка, у меня бра­тик будет! 

Бабуш­ка же, вме­сто того что­бы пора­до­вать­ся, ста­ла нуд­но вну­шать ему, что он ослуш­ник, что он пло­хо ведет себя и что мама будет очень недо­воль­на. Бабуш­ка номер два взя­ла твер­дую линию не слы­шать ниче­го, что гово­рил Але­ша о бра­ти­ке. И свер­нуть ее с этой линии было так же невоз­мож­но, как Алеш­ку со сво­ей. Так, вза­им­но не слы­ша друг дру­га, пооб­ща­лись они и пошли гулять. 

– Ле-ешик, опять ты это­го мед­ве­дя берешь. Его уже выки­ды­вать пора, стыд­но с таким на ули­це появ­лять­ся.
– Нико­гда не гово­ри боль­ше так, а то любить тебя не буду.
– Меня?! Бабуш­ку?! Этот замыз­га­ла тебе доро­же?
– Он не замыз­га­ла, он Миша, он мне род­ной. Он живой.
– А я не род­ная тебе?
– И ты родная. 

Услы­шав послед­нее, бабуш­ка номер два была удо­вле­тво­ре­на и реши­ла, что как-нибудь при­е­дет, когда внук в дет­ском саду будет, и выки­нет замыз­га­лу-мед­ве­дя. У каж­до­го ребен­ка есть люби­мая игруш­ка, но любить это­го ста­ро­го облез­ло­го мед­ве­дя, это уж, изви­ни­те, дет­ско­го вку­са порча. 

На ули­це, как все­гда, Але­ша погру­зил­ся в игру с мед­ве­дем, а бабуш­ка номер два все отсы­ла­ла его к шум­ной вата­ге ребят, заня­тых какой-то гал­дя­щей бегот­ли­вой игрой. Але­ша не любил кол­лек­тив­ных игр, не любил шума. Вот, если бы с бра­ти­ком… Вдруг Але­ша оста­но­вил игру, улыб­нул­ся счаст­ли­во и ска­зал мед­ве­дю:
– Пой­дем, ребя­там про бра­ти­ка скажем. 

Подой­дя к бур­ля­щей ком­па­нии, он крик­нул радост­но:
– Ребя­та, у меня бра­тик будет! 

Все дети повер­ну­лись к Але­ше. Как реа­ги­ро­вать на сооб­ще­ние, они еще не реши­ли. Их вер­хо­вод, Вовка Хопин, по про­зви­щу Хапу­га, кото­ро­му испол­ни­лось целых десять лет, был поодаль, но вот подо­шел и он.
– Бра­тик, гово­ришь! Ха! Смор­чок ты несмыш­ле­ный, мать твоя на аборт пошла. Весь дом зна­ет.
– И не на какой аб… не туда! А в боль­ни­цу. У нее живо­тик заболел. 

Тут Хапу­га так захо­хо­тал, что Але­ша даже отпря­нул от него.
– Ох-ха-ха, живо­тик!.. И вправ­ду живо­тик, ха-ха, и еще чуть пони­же, ха-ха-ха. 

Але­ша нахму­рил­ся, при­жал креп­че к себе мед­ве­дя и пошел от них.
– Чем ты их так насме­шил? – спро­си­ла бабуш­ка номер два.
Але­ша сто­ял рас­те­рян­ный и ниче­го не пони­ма­ю­щий. Он креп­ко при­жи­мал к себе мед­ве­дя и смот­рел в зем­лю.
– Я не знаю, я ничем их не сме­шил, я ска­зал, что у меня будет братик. 

А тре­во­га и бес­по­кой­ство так уси­ли­лись в нем, что боль­ше не хоте­лось гулять и играть с Мишей. А Хапу­га все хохо­тал, а его вас­са­лы под­хо­ха­ты­ва­ли. Але­ша очень не любил это­го Хапу­гу и нико­гда не играл с его ком­па­ни­ей. Весь дом его знал. Але­шин папа назы­вал его щустря­гой, а Але­ши­на мама гово­ри­ла, что он дале­ко пой­дет, хоть в нем и силь­но выпя­че­ны хули­ган­ские наклон­но­сти. Але­ша не пони­мал, куда он пой­дет, и думал, что уж ско­рее бы он ухо­дил куда подальше. 

Хапу­га дав­ным-дав­но уже знал, и как дети рож­да­ют­ся и мно­го еще тако­го, что и взрос­лые-то не все зна­ют. Он знал уже, что миром пра­вят день­ги, уве­рен был, что у него их будет мно­го и что рож­ден он, что­бы власт­во­вать и насла­ждать­ся. И то и дру­гое он уже умел вполне, в сво­их под­власт­ных он иско­ре­нял все, что меша­ло пре­тво­ре­нию в жизнь того прин­ци­па, кото­рый он назы­вал (дав­но под­слу­шав) пра­ви­лом «гоп со сма­ком», – грабь, отни­май поболь­ше, ну и что­бы все пере­чис­лен­ное со сма­ком. Он часто команд­но повто­рял это пра­ви­ло, его коман­да зна­ла пра­ви­ло наизусть и пол­но­стью его поддерживала. 

Не один скан­дал слу­чил­ся уже вокруг Хапу­ги, но с того все как с гуся вода, для него толь­ко то чужое мне­ние име­ло зна­че­ние, кото­рое или под­твер­жда­ло пра­ви­ло, или при­вно­си­ло в него что-то све­жее, укреп­ля­ю­щее; его по-взрос­ло­му пыт­ли­вый раз­врат­ный взгляд сму­щал даже моло­дых мате­рей, ката­ю­щих коляски. 

– Пой­дем домой, – ска­зал Але­ша бабуш­ке номер два.
– Уже нагу­лял­ся? – уди­ви­лась бабуш­ка номер два. – Ох, Алек­сей, возь­мусь я за тебя. Совсем ты букой стал. Пого­да-то какая! 

А Але­ша любил дождь, любил смот­реть на теку­щие по окон­но­му стек­лу кап­ли, на мок­рую ули­цу, на рас­ту­щие лужи, ему каза­лось, что все, что рас­тет из зем­ли, и сама зем­ля обя­за­тель­но раду­ют­ся, и он радо­вал­ся вме­сте с рас­те­ни­я­ми и с зем­лей, он и мед­ве­дя сво­е­го при­жи­мал тогда плю­ше­вым лбом к стек­лу и рас­ска­зы­вал ему, как хоро­шо, когда идет дождь. 

Прий­дя домой, Але­ша стал думать, как и поче­му вдруг мама ока­за­лась в боль­ни­це, ведь она была здо­ро­вая и бод­рая и ниче­го у нее не боле­ло. Едва дождал­ся он папу с рабо­ты, не дав пере­сту­пить ему порог, обхва­тил его за ноги и, сни­зу вверх с надеж­дой гля­дя, голо­сом, от кото­ро­го у папы мураш­ки та спине побе­жа­ли, спро­сил:
– А с бра­ти­ком ниче­го в живо­ти­ке не случится? 

Папа не выдер­жал взгля­да сына и отвел гла­за:
– Да, все будет в поряд­ке, – бод­ро ска­зал папа. – Памят­ли­вый ты одна­ко… Так, гово­ришь, бра­тик? Да в сущ­но­сти и бра­ти­ка-то ника­ко­го нет.
– Как нет?! В какой такой сущ­но­сти?
Але­ша оттолк­нул­ся от папи­ных коле­нок и отпрыг­нул от него.
– Я, я… 

На Але­ши­ных гла­зах пока­за­лись сле­зы, он не знал, как объ­яс­нить папе, что пря­мо видит сей­час перед собой и маму и бра­ти­ка в ее живо­ти­ке; бра­тик счаст­ли­во улы­ба­ет­ся в живо­ти­ке и гово­рит ему, что ско­ро они вме­сте будут играть. 

Счаст­ли­вая эта гре­за надви­ну­лась на мок­рую гри­ма­су горь­ко­го непо­ни­ма­ния, быв­шую на Але­ши­ном лице, и полу­чи­лось совсем уже страш­ное, какой-то дей­стви­тель­но сума­сшед­ший взгляд, гля­дя­щий не то на папу, не то на толь­ко ему одно­му виден­ную гре­зу. И буд­то замо­ро­зил­ся на лице порыв страст­но­го него­до­ва­ния, рас­слаб­лен­ной, непо­нят­ной дико­ва­той улыб­кой полу­от­кры­тых губ и дро­жа­щим подбородком. 

Папа повер­нул­ся, гмык­нул, под­нял Але­шу на руки и, ста­ра­ясь улы­бать­ся, ска­зал:
– Ну, будет тебе. В кон­це-то кон­цов будет бра­тик. Подо­ждем немного… 

«Одна­ко горе в нем непод­дель­ное», – поду­мал папа, но не поду­мал о том, что у ребен­ка, кото­ро­му нет и шести лет, не может быть горе под­дель­ным.
– Ты мне прав­ду гово­ришь? – тихо спро­сил Алеша. 

«Как смот­рит шель­мец…» – папа совер­шал тита­ни­че­ские уси­лия, что­бы опять не отве­сти глаз.
– А раз­ве я тебя когда-нибудь обма­ны­вал? – лас­ко­во спро­сил папа. 

На этот вопрос Але­ша смол­чал, но гла­за его мок­рые, устрем­лен­ные на папу, гово­ри­ли, что обма­ны­вал и не раз, все мел­кие обма­ны, невы­пол­нен­ные обе­ща­ния, все роди­тель­ское вра­нье, дав­но забы­тое, вдруг вспом­ни­лось и взыс­ку­ю­ще гля­де­ло сей­час на папу. Но папа понял мол­ча­ние сына как знак согла­сия и ска­зал, опять же как мож­но бод­рее:
– Ну, конеч­но, прав­ду гово­рю, я все­гда прав­ду говорю. 

Тут Але­ша отвлек­ся и его взгляд ослаб, он стал вспо­ми­нать сло­во, кото­рое ска­зал Хапу­га, куда буд­то бы пошла его мать, но сло­во никак не вспоминалось. 

Для создания ссылки на эту статью, скопируйте следующий код в Ваш сайт или блог:

Комментарии

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Яндекс.Метрика